В 1924 году, в связи с переименованием Петрограда в Ленинград, в советской печати появилось немало резких слов о Петре I. В целом, оценка первого русского императора была скорее отрицательной. Так, поэт Сергей Карташев писал:
                  Самодержавным батожком
                  В своём безудержном посеве
                  Петр гнал российских мужиков
                  В болото гиблое на север.
                  ............................
                  Он вырос – город – на костях...
                  Безумный гений самодура
                  Увидел свой трёхцветный стяг,
                  Грозящим белой шведской шкуре.
       Другой поэт – В. К. – в журнале "Смехач" посвящал переименованию Петрограда стихи "Мёртвый всадник":
                  Разлилась, разгулялась стихия,
                  Сил неживших хмельная игра: –
                  С карты мира исчезла Россия,
                  Из истории – город Петра...
       В Малой Советской энциклопедии 1931 года о Петре I, в частности, говорилось: "Как личность П. I соединял огромную волю, талант организатора и богатую инициативу с крайней психической неуравновешенностью, жестокостью, запойным пьянством и безудержным развратом". В том же 1931 году немецкий писатель Эмиль Людвиг спросил в интервью у Сталина:
       – Допускаете ли вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли вы себя продолжателем дела Петра Великого?
       – Ни в каком роде, – решительно ответил Сталин. – Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна... Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан.
       В этой оценке, вроде бы не слишком хвалебной в отношении Петра, Сталин сделал тем не менее важную передвижку акцентов: Пётр был назван не Первым, а Великим...
       К 40-м годам оценка первого русского императора окончательно сдвинулась в положительную сторону. Новое отношение ярко выражал плакат "Рапорт предку"... Он изображал красного моряка, который, вытянувшись по струнке и отдавая честь, рапортует памятнику Петру I. Краснофлотец на плакате рапортовал императору из династии Романовых – совсем как своему красному командиру...
       То же превращение произошло и со знатными полководцами царских времён. Например, в 30-е годы слово "суворовский" звучало не похвалой, а совсем наоборот. Шутка советского сатирика А. Топикова 1936 года, разговор в тире:
       "– Скажите, что это: ворошиловский стрелок?
       – Да нет – суворовский: пуля у него дура"...
       Малая Советская энциклопедия начала 30-х годов отмечала "крайнюю жестокость" Суворова в Измаиле и Праге. Но к 40-м годам русский полководец уже прочно вошёл в число почитаемых исторических героев.
       Характерно, что вождь оппозиции "большевиков-ленинцев" Лев Троцкий в своих статьях в 30-е годы резко протестовал против "воскрешения" героев старой России. Он писал в 1938 году, что их память потребовалась Кремлю, чтобы "подчинять трудящихся жадной бюрократической сволочи". "Дело идёт о восстановлении преемственности с патриотическими традициями старой России... Официальная идеология нынешнего Кремля апеллирует к подвигам князя Александра Невского, героизму армии Суворова-Рымникского или Кутузова-Смоленского, закрывая глаза на то, что этот "героизм" опирался на рабство и тьму народных масс".